Неточные совпадения
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то
яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не
было, а плотники
были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только,
быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Никто не мог обвинить его в воинственной предприимчивости, как обвиняли, например, Бородавкина, ни в порывах безумной
ярости, которым
были подвержены Брудастый, Негодяев и многие другие.
— Только ты это сделай! Да я тебя… и черепки-то твои поганые по ветру пущу! — задыхался Митька и в
ярости полез уж
было за вожжами на полати, но вдруг одумался, затрясся всем телом, повалился на лавку и заревел.
— Дичь! — завопил взбешенный до
ярости Лужин, — дичь вы все мелете, сударь. «Забыл, вспомнил, забыл» — что такое? Стало
быть, я нарочно ей подложил? Для чего? С какою целью? Что общего у меня с этой…
— Вскоре после венца он и начал уговаривать меня: «Если хозяин попросит, не отказывай ему, я не обижусь, а жизни нашей польза
будет», — рассказывала Таисья, не жалуясь, но как бы издеваясь. — А они — оба приставали — и хозяин и зять его. Ну, что же? — крикнула она, взмахнув головой, и кошачьи глаза ее вспыхнули
яростью. — С хозяином я валялась по мужеву приказу, а с зятем его — в отместку мужу…
Было что-то голодное, сладострастное и, наконец, даже смешное в той
ярости, с которой эти люди спорили.
Снова начали
петь, и снова Самгину не верилось, что бородатый человек с грубым лицом и красными кулаками может
петь так умело и красиво. Марина
пела с
яростью, но детонируя, она широко открывала рот, хмурила золотые брови, бугры ее грудей неприлично напрягались.
— А фамилия Державин объясняется так: казанский мужик Гаврило
был истопником во дворце Екатерины Великой, она поругалась с любовником своим, Потемкиным, кричит: «Голову отрублю!» Он бежать, а она, в женской
ярости своей, за ним, как
была, голая.
«Мы, говорит, должны
быть благодарны власти за то, что она штыками охраняет нас от
ярости народной», — понимаешь?
Когда он вышел в столовую, Настя резала хлеб на доске буфета с такой
яростью, как однажды Анфимьевна — курицу: нож
был тупой, курица, не желая умирать, хрипела, билась.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной
ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину
пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Дома на него набросилась Варвара, ее любопытство
было разогрето до кипения, до
ярости, она перелистывала Самгина, как новую книгу, стремясь отыскать в ней самую интересную, поражающую страницу, и легко уговорила его рассказать в этот же вечер ее знакомым все, что он видел. Он и сам хотел этого, находя, что ему необходимо разгрузить себя и что полезно
будет устроить нечто вроде репетиции серьезного доклада.
Он
был выше Марины на полголовы, и
было видно, что серые глаза его разглядывают лицо девушки с любопытством. Одной рукой он поглаживал бороду, в другой, опущенной вдоль тела, дымилась папироса.
Ярость Марины становилась все гуще, заметней.
— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, уничтожила интерес к ней». «Что
есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы
есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от
ярости народной…»
— Что скалишь зубы-то? — с
яростью захрипел Захар. — Погоди, попадешься, я те уши-то направлю, как раз:
будешь у меня скалить зубы!
— О, чтоб вам пусто
было, проклятые! — с
яростью разразился Захар, обращаясь к уроненным вещам. — Где это видано завтракать перед самым обедом?
— Вон, мерзавец! — закричал Обломов, бледный, трясясь от
ярости. — Сию минуту, чтоб нога твоя здесь не
была, или я убью тебя, как собаку!
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как уж опять с
яростью хватаются за другое, как будто в нем вся сила и
есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
— Боже мой, ужели она до поздней ночи остается на этих свиданиях? Да кто, что она такое эта моя статуя, прекрасная, гордая Вера? Она там; может
быть, хохочет надо мной, вместе с ним… Кто он? Я хочу знать — кто он? — в
ярости сказал он вслух. — Имя, имя! Я ей — орудие, ширма, покрышка страсти… Какой страсти!
— А вот такие сумасшедшие в
ярости и пишут, когда от ревности да от злобы ослепнут и оглохнут, а кровь в яд-мышьяк обратится… А ты еще не знал про него, каков он
есть! Вот его и прихлопнут теперь за это, так что только мокренько
будет. Сам под секиру лезет! Да лучше поди ночью на Николаевскую дорогу, положи голову на рельсы, вот и оттяпали бы ее ему, коли тяжело стало носить! Тебя-то что дернуло говорить ему! Тебя-то что дергало его дразнить? Похвалиться вздумал?
Один только О. А. Гошкевич не участвовал в завтраке, который, по простоте своей,
был достоин троянской эпохи. Он занят другим: томится морской болезнью. Он лежит наверху, закутавшись в шинель, и чуть пошевелится, собаки, не видавшие никогда шинели, с
яростью лают.
— Значит, она там! Ее спрятали там! Прочь, подлец! — Он рванул
было Григория, но тот оттолкнул его. Вне себя от
ярости, Дмитрий размахнулся и изо всей силы ударил Григория. Старик рухнулся как подкошенный, а Дмитрий, перескочив через него, вломился в дверь. Смердяков оставался в зале, на другом конце, бледный и дрожащий, тесно прижимаясь к Федору Павловичу.
— Я ждал, что они Федора Павловича убьют-с… это наверно-с. Потому я их уже так приготовил… в последние дни-с… а главное — те знаки им стали известны. При ихней мнительности и
ярости, что в них за эти дни накопилась, беспременно через знаки в самый дом должны
были проникнуть-с. Это беспременно. Я так их и ожидал-с.
— Я решился обеспокоить вас, сударыня, по поводу общего знакомого нашего Дмитрия Федоровича Карамазова, — начал
было Перхотин, но только что произнес это имя, как вдруг в лице хозяйки изобразилось сильнейшее раздражение. Она чуть не взвизгнула и с
яростью прервала его.
— Славно, Митя! Молодец, Митя! — крикнула Грушенька, и страшно злобная нотка прозвенела в ее восклицании. Маленький пан, багровый от
ярости, но нисколько не потерявший своей сановитости, направился
было к двери, но остановился и вдруг проговорил, обращаясь ко Грушеньке...
Сторешников
был вне себя от
ярости...
Полуянов в какой-нибудь месяц страшно изменился, начиная с того, что уже по необходимости не мог ничего
пить. С лица спал пьяный опух, и он казался старше на целых десять лет. Но всего удивительнее
было его душевное настроение, складывавшееся из двух неравных частей: с одной стороны — какое-то детское отчаяние, сопровождавшееся слезами, а с другой — моменты сумасшедшей
ярости.
Он задыхался от
ярости, сжимал кулаки и, кажется, готов
был броситься на Харитину и убить ее одним ударом. О, как он ревновал ее к ее прошлому, как ненавидел ее и с радостью растоптал бы ее, как топчут змею!
Слова
были знакомы, но славянские знаки не отвечали им: «земля» походила на червяка, «глаголь» — на сутулого Григория, «я» — на бабушку со мною, а в дедушке
было что-то общее со всеми буквами азбуки. Он долго гонял меня по алфавиту, спрашивая и в ряд и вразбивку; он заразил меня своей горячей
яростью, я тоже вспотел и кричал во всё горло. Это смешило его; хватаясь за грудь, кашляя, он мял книгу и хрипел...
Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и если предадут тебя смерти, осмеяны
будут, а ты поживешь на памяти благородных душ до скончания веков.
— Ну да, да, пусть я его ненавижу, пусть! — вскричал он вдруг с необыкновенною
яростью, — и я ему выскажу это в глаза, когда он даже умирать
будет, на своей подушке!
Но три дня тому назад с Лебедевым он вдруг поссорился и разошелся в ужасной
ярости; даже с князем
была какая-то сцена.
Князь вскочил в такой
ярости, что Лебедев пустился
было бежать; но, добежав до двери, приостановился, выжидая, не
будет ли милости.
— Ты в самом-то деле уходил бы куда ни на
есть, Кирило, — заметила Таисья, стараясь сдержать накипевшую в ней
ярость. — Мое дело женское, мало ли што скажут…
Это
был какой-то приступ
ярости, и Авгарь так и лезла к духовному брату с кулаками. А когда это не помогло, она горько заплакала и кинулась ему в ноги.
Все они работали с необыкновенным усердием, даже с какой-то
яростью, и если бы возможно
было измерить каким-нибудь прибором работу каждого из них, то, наверно, по количеству сделанных пудо-футов она равнялась бы рабочему дню большого воронежского битюга.
— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, — заметил генерал, отлично представляя себе неистовую
ярость Нины Леонтьевны. — Все
было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует в глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
— Ну хорошо,
будем говорить начистоту, — со сдержанной
яростью заговорил Ромашов. Он все больше бледнел и кусал губы. — Вы сами этого захотели. Да, это правда: я не люблю вас.
Что я вам приказываю — вы то сейчас исполнять должны!» А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали): как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую в ногах, как конь от
ярости бесится, и его хорошенько подавил в коленях, а им кричу: «Снимай!» Они
было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да как заскриплю зубами — они сейчас в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать, а я ему в ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил, а тесто ему и потекло и в глаза и в ноздри.
— Как? — вздрогнул
было Петр Степанович, но мигом овладел собой, — вот обидчивость! Э, да мы в
ярости? — отчеканил он всё с тем же видом обидного высокомерия. — В такой момент нужно бы скорее спокойствие. Лучше всего считать теперь себя за Колумба, а на меня смотреть как на мышь и мной не обижаться. Я это вчера рекомендовал.
Никогда еще не
было сказано на Руси более фальшивого слова, как про эти незримые слезы! — вскричал он почти с
яростью.
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до
ярости и закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить в бога, «а стало
быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его ум, даже если б он
был и с плохими способностями (а я вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то и
есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
Он
был всегда весел, приветлив ко всем, работал безропотно, спокоен и ясен, хотя часто с негодованием смотрел на гадость и грязь арестантской жизни и возмущался до
ярости всяким воровством, мошенничеством, пьянством и вообще всем, что
было нечестно; но ссор не затевал и только отворачивался с негодованием.
Это
был голос Туберозова. Протопоп Савелий стоял строгий и дрожащий от гнева и одышки. Ахилла его послушал; он сверкнул покрасневшими от
ярости глазами на акцизника и бросил в сторону камень с такою силой, что он ушел на целый вершок в землю.
— Отсюда, — говорил дьякон, —
было все начало болезням моим. Потому что я тогда не стерпел и озлобился, а отец протопоп Савелий начал своею политикой еще более уничтожать меня и довел даже до
ярости. Я свирепел, а он меня, как медведя на рогатину, сажал на эту политику, пока я даже осатаневать стал.
— Сватайся сразу, дешевле
будет, — с
яростью сказал Передонов, — ишь как разгрибанился!
Гаврила кончил. Я
был вне себя от восторга. Фома Фомич сидел бледный от
ярости среди всеобщего замешательства и как будто не мог еще опомниться от неожиданного нападения Гаврилы; как будто он в эту минуту еще соображал: в какой степени должно ему рассердиться? Наконец воспоследовал взрыв.
— Стипендию учредить! — заревел он с
яростью. — Таковский чтоб учредил! Небось сам рад сорвать со всякого встречного… Штанишек нет, а туда же, в стипендию какую-то лезет! Ах ты лоскутник, лоскутник! Вот тебе и покорил нежное сердце! А где ж она, родительница-то? али спряталась? Не я
буду, если не сидит где-нибудь там, за ширмами, али под кровать со страха залезла…
— Эк чего захотел! — проворчал он с
яростью. — Подайте ему его невинность! Целоваться, что ли, он с ней хочет? Может, и мальчишкой-то
был уж таким же разбойником, как и теперь! присягну, что
был.
— Что ж делать, братец? Я даже горжусь… Это ничего для высокого подвига; но какой благородный, какой бескорыстный, какой великий человек! Сергей — ты ведь слышал… И как мог я тут сорваться с этими деньгами, то
есть просто не понимаю! Друг мой! я
был увлечен; я
был в
ярости; я не понимал его; я его подозревал, обвинял… но нет! он не мог
быть моим противником — это я теперь вижу… А помнишь, какое у него
было благородное выражение в лице, когда он отказался от денег?